НАЧАЛО
|
СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ - ПРОТИВ ВОЕННОЙ КОРРУПЦИИ
© Игорь Сергеевич Захаров, С.-Петербург
|
БОЛЬШОЕ БЫСТРО ДЕГРАДИРУЕТ...Пирогов никогда не требовал от Елены Павловны больших сумм в пользу раненых. Пока не истреблены административные злоупотребления, не контролируется вся система расходования продуктов и лекарств, любые пожертвования могут быть расхищены, что подорвет авторитет общины. Поэтому сестры милосердия стараются пользоваться частной помощью минимально. "Когда частная благотворительность выступила в первый раз в скромных размерах на театре войны, - вспоминал позже Пирогов, - она ограничивалась доставлением больным чая, сахара и некоторых улучшений госпитального содержания. Но ее главной целью в то время... был надзор за правильным исполнением госпитальной нормы". Мыслитель также тревожится, что массовый наплыв желающих может привести к нерациональной занятости и праздности. "Сестер теперь много относительно к числу больных, а порядку - меньше" - с грустью констатирует он положение дел в письме к жене. Проводится несколько смен составов сестер милосердия, работавших в Крыму. Всероссийский конкурс дает свои плоды: с первой сменой уезжает и пара вздорных знатных дам, вместе с отделением, "состоящим из малообразованных бабок, отправившихся за медалями и почестями" - ведь начальный этап всегда сложен. Новые сестры милосердия оказались более дружными и трудолюбивыми. А получившие крещение в Крыму отправляются в свои губернии, чтобы передавать опыт и вести медицинское просвещение. Война, прежде уничтожавшая врачебные кадры, с появлением общины способствует подъему медицины России. Особое беспокойство вызывает у Николая Ивановича положение дел в периферийных крымских госпиталях, которые трудно было контролировать из Севастополя. Екатерина Михайловна тоже разделяла опасения Пирогова, в особенности в отношении выбора старших сестер госпиталей. Нельзя назначить молодую из боязни ее скомпрометировать, а в то же время нужно найти женщину легкую на подъем, с покладистым характером, но ту, которая не побоится, что на нее озлятся армейские госпитальные чины. Для работающих в Симферополе, Пирогов предлагает установить специальный испытательный срок и только спустя месяц вручать лучшим форму общины ( косынку, фартук с красным крестом) и золотой крест на голубой ленте. Вот как он обосновывает свое предложение в письме к Е.М.Бакуниной в январе 1856 г:
Нельзя напротив не пожалеть с какой поспешностью российская и петербургская власть набрала массу малоизвестных и непроверенных людей в руководство множества благотворительных организаций. СЕСТРЫ - ВНЕ СУБОРДИНАЦИИПрозорливое реформаторское решение Пирогова - вывести сестер милосердия из-под управления армейского командования позволило не только предотвращать крупные хищения госпитального имущества, медикаментов, денег, отпущенных для помощи раненым. Женщины помогали быстро решать проблемы, порой создаваемые армейской субординацией. В то время среди офицеров, чтобы не возникало почвы для злоупотреблений властью, хорошим тоном было требовать с подчиненных строго в рамках уставов и приказов. Даже за то, что низшие чины вынесли раненого командира с поля боя, принято было наградить простых солдат деньгами. Когда же дело касалось заботы об инвалидах, такая субординация нередко оказывалась вредной. Княгиня Бакунина рассказывала, что во время штурма Севастополя раненых должны были отвезти на лодках матросы, но людей для переноски тяжело травмированных не было выделено. Командир наотрез отказался приказать матросам-гребцам переносить раненых, заявив, что это не входит в их обязанности. "Но что же будет? - воскликнула Екатерина Михайловна, - они останутся ждать под ядрами раненых, а раненые будут лежать тоже в опасности. Боже мой, что же мне делать? " "Что хотите" - холодно ответил офицер. "По крайней мере не мешайте мне уговорить ваших подчиненных" - попросила сестра милосердия и обратилась к матросам: "Вы знаете, что вы должны перевезти раненых, но некому их везти, а покуда я достану рабочих, вы простоите тут всю ночь. Гораздо лучше, если вы сами за ними пойдете. Я вам еще и заплачу". Матросы тут же согласились, и немощные люди были спасены. Такая же сцена разыгралась во время остановки санитарных обозов на ночлег . Начальник госпиталя не смел нарушить приказ, согласно которому на кровати можно было класть только раненых. Екатерина Михайловна сначала пыталась доказать ему, что иной больной более нуждается в помощи, чем легко раненый, но потом махнула рукой, взяла на себя ответственность за нарушение и разместила транспортируемых, как считала нужным, в согласии со здравым смыслом. Офицер же с большим облегчением вздохнул, узнав, что отвечать будет кто-то другой. Умение сестер милосердия находить общий язык с властями и солдатами не раз спасало множество жизней. Однажды после дождей дороги развезло, и телеги стали буксовать или проваливаться в жидкое месиво. Рядом солдаты конвоировали французских пленных, ехали татарские обозы. И снова никто из военных не решился распорядиться людьми. Бакунина сама обратилась по-французски с просьбой о помощи к пленным и проезжавшим мужикам. Под крики по-французски, по-татарски, по-малороссийски тарантасы были вытащены из грязи. В другой раз вопрос о помощи раненым легко решился после личной беседы с генералом, к которому Екатерина Михайловна прошла мимо станционного смотрителя. Тот не решался даже напомнить высокому гостю, обедавшему и просматривавшему какие-то бумаги, о лошадях для санитарных транспортов. Смотритель с раскрытым от удивления ртом стоял навытяжку и дивился смелости женщины и тому, как уважительно ведет с ней сам генерал. Эти случаи не следует трактовать упрощенно, как безынициативность или беспомощность военных. Появление нового независимого звена в системе медслужбы позволяло с одной стороны офицерам соблюдать уставы и предписания, а с другой стороны давало возможность сестрам милосердия разрешать проблемы, требующие нарушения субординации. Николай Иванович радовался тому, что собрание руководства общины даже внешне не напоминало военную или гражданскую администрацию. Екатерина Михайловна вспоминала: "Походный комитет заседал так. Бакунина - восседала на кровати, Карцева - на шкатулке, присланной Еленой Павловной, где хранились деньги, часы, бриллианты, врач общины Тарасов - на столе. Только священник, монах Вениамин сидел в креслах. А как живо, с каким воодушевлением мы общались!" В патриотических настроениях сестер милосердия ни у кого не было сомнений. Но они, отражая интересы раненых, а не военного ведомства, собирали честные статистические данные о потерях, и общество теперь знало реальную цену, заплаченную за каждый обстрел и каждую вылазку. Женщины восхищались мужеством и терпеливостью раненых русских солдат. Сколько раз они слышали от увечных, переносящих жуткие боли, эти слова: "Господь за нас страдал и мы должны страдать". Когда зимой инвалидам стали раздавать по одной варежке, выяснилось, что в основном у них ампутированы правые руки. Раненые помрачнели, задумались о нелегком будущем. "Да неужто не найдется кому на правую? - засмеялся один из солдат, показывая варежку, счастливцы отыскались, и весь транспорт отозвался гулким дружным хохотом. Особенно тяжело было сестрам наблюдать мучения детей, раненых англо-французскими бомбами. Екатерине Михайловне запомнилось, что в Николаевской батарее лежал мальчик лет семи с перебитой ножкой, девочка, у которой мать была убита в то время, как ее кормила. Женщины, старались облегчить их жизнь, как могли. Тогда и те, кто остался в столице, в невоюющих городах, жили вестями с фронта. Только молитвой они могли помочь женщинам, рискующим жизнью на поле боя. Паша, младшая сестра Екатерины Бакуниной прислала ей на фронт свои стихи:
Краса цветущая дворцов, Но мне все видятся траншеи И раны страшные, и кровь. Смыкая, открывая вежды, Молюсь страдая и любя, Но в сердце луч святой надежды: Господень крест хранит тебя!". Крест на голубой ленте символизировал единство во имя общей христианской цели и выражал основную идею Пирогова о том, что сестры милосердия - должны быть вне военной субординации. УЖИВЧИВЫ ЛИ ЖЕНЩИНЫ?Пирогов и Елена Павловна предусмотрели многое в организации отбора кандидатур в общину. Простые девушки должны были пройти конкурс, заслужив рекомендации примерным поведением, трудолюбием, и соблюдать обет целомудрия. Знатных дворянок подвергали обязательному испытанию - несколько недель они должны были обучаться перевязкам в больницах, работать сиделками в тифозных отделениях больниц Петербурга и Москвы. "Не надо упорствовать из-за ложного стыда." - мягко говорила тем, кто не смог выдержать эту суровую проверку, великая княгиня Елена Павловна. Учитывались не только умение кандидаток бинтовать раны, приготавливать лекарства, но и организаторские качества. Большинство старших сестер прошли домашнюю школу управления имениями, дворовыми, хозяйством. Они понимали, как важны эти качества на войне и госпитальных чиновников ценили не по умению отпускать комплименты дамам и носить за ними по-джентльменски вещи. "Добрый человек был генерал Остроградский - иронично заметила в воспоминаниях Екатерина Бакунина - сам таскал койки. Славный был бы фельдфебель, но не распорядитель". Не будь сама Екатерина Михайловна столь смелым и талантливым руководителем, она вряд ли смогла бы провезти транспорты с несколькими тысячами раненых с минимальными потерями из Симферополя в Москву, сумев переправить подводы по коварному весеннему днепровскому льду. Тем не менее важно учитывать, что реформатор работает не с героями без страха и упрека, а с реальными людьми со своими достоинствами и недостатками. В воспоминаниях о Крестовоздвиженской общине Пирогов оставил яркие зарисовки некоторых типов сестер, набранных первоначально в Петербурге. Вы ошибетесь, если ожидаете увидеть одних лишь подвижниц мило-сер--дия. Одна была невежественная и все порывалась "пойти в Англию и отомстить", а на возражения Николая Ивановича, что Англия находится на острове, куда пешком не попасть, отвечала: "Что ж за важность, что остров, как-нибудь помаленьку дойдем". Другая при ее набожности любила крепкие напитки. Две сестры испытывали платоническую любовь друг к дружке. Попалась и завзятая интриганка. Можно было ожидать, что управление энергичными, честолюбивыми женщинами различных сословий да еще на войне - окажется делом очень непростым. Как позже объясняла Екатерина Бакунина, причиной многих раздоров среди сестер, было нервное истощение от постоянных бомбежек и обстрелов. Нелегко им было каждый день видеть уходящих на позиции солдат, за которыми несли носилки, потому что кто-то будет сегодня ранен или убит, привыкнуть к тому, что лопающиеся маленькие белые облачка на голубом небе вдали - разрывы бомб. Думать, что смерть может настигнуть везде - в госпитале, на дороге, на морском пляже, где услышав свист ядер, женщины лишь инстинктивно прятались под кружевные зонтики. Некоторые становились очень ранимы или болезненно подозрительны. Сколько вздорной чепухи приходилось выслушивать руководительницам общины от молодых девушек! То кто-то заходит, плотно затворяет за собой дверь и шепотом сообщает, что одна из сестер подает из амбразуры тайные знаки вражеским кораблям, а вторая де купалась и заявила, что уплывет к французам, а третья - занимается своими локонами, а не ранеными. То обиженная, только что приехавшая дама слезливо жалуется, что ее обошли медалью. Про саму Екатерину Бакунину сначала распускали слухи о том, что она последовательница Жорж Санд и вообще неблагонадежна, ведь ее двоюродный брат Михаил был известным в Европе революционером, выданным в 1851 г Австрией и отправленным в Шлиссельбургскую крепость. Первая начальница общины Александра Стахович, считала нужным информировать великую княгиню о всех подобных слухах. В результате община стала кипеть подозрением и интригами. К счастью для Елены Павловны переписка сестер велась через очень спокойную и здравомыслящую фрейлину Эдит Федоровну фон Раден, которая не считала нужным передавать великой княгине разную чушь и, видимо, учитывая мнение Пирогова, посоветовала ей сменить Александру Петровну. Для того, чтобы уберечь общину от внутренних распрей, Николай Иванович вместе с новыми руководителями общины - Хитрово и Карцевой, а позже Бакуниной стремится направить энергию женщин против общего врага - госпитальных воров. Каждый вечер на собрании комитета обдумывались все новые "крючки" для их ловли. В письмах к своей жене Александре Антоновне фон Бистром, "душке Саше" Пирогов шутливо отчитывается о том, что на многие крючки дичь уже поймана, а загадок со снабжением раненых все равно осталось немало: например, "никак не успели поймать, отчего куриный суп, в который на 360 человек кладется 90 кур таким выходит, что на вкус не курицей, а крупой одной отдает, тогда как сестры варят меньшее количество, меньше кур кладут, а вкус лучше". Большие сложности могли возникнуть с включением в общину, помогающую врачам, женщин малообразованных сословий. Поэтому для сестер всех специальностей реформатором были составлены четкие служебные инструкции. Каждая женщина имела право попробовать любую специальность: ассистентки хирурга, аптекарши, хозяйки, сиделки, ухаживающей за ранеными, наблюдателя за транспортом - и потом остаться там, где больше по душе. Распорядок жизни сестер милосердия определяло общее собрание, протоколы которого посылались великой княгине. На него каждая девушка имела право вынести любой касающийся ее или общины вопрос. Так реформатор пытался приобщить женщин разных сословий к уважительной, законодательной практике решения государственных дел. Это тоже оказалось делом весьма непростым. Однажды по предложению Николая Ивановича в общине был устроен суд над провинившейся сестрой милосердия, судьба которой должна была решаться общим голосованием. Со стороны Пирогова - это был своеобразный эксперимент введения парламентаризма. Сестрам он не понравился! Екатерина Бакунина рассказывала, что после собрания она буквально сорвала голос, доказывая до хрипоты недовольным женщинам преимущества коллегиального решения - напрасно: " почти все предпочитали деспотическое правление одной, хотя бы с капризами и несправедливое, общему участию многих". Позже у Пирогова появится еще немало оснований для скепсиса относительно судьбы парламентаризма в России. Пока другие только мечтали о нем, Николай Иванович, как реформатор, уже проверил этот метод управления на практике и сделал соответствующие выводы. Один из немногих он уже на войне задумывается о будущей судьбе сестер милосердия , которые, казалось, обрели всероссийский авторитет, всеми любимы и уважаемы. "Покуда я здесь, их на руках носят, что-то будет после не знаю, но под эгидой великой княгини может и хорошо отделаются, лишь бы они как бабы или как военачальники не ссорились" - с тревогой пишет он жене в одном из последних писем с фронта. Пирогов еще не предполагает, насколько последующие события подтвердят его слова. К сожалению, об этих сложностях организации общины историки пишут очень мало, и даже сама Екатерина Михайловна Бакунина считала, что "необходимо сохранять лишь то, что касается чести и той великой помощи, которую принесла община". Поэтому у нас и распространился упрощенный взгляд на реформирование, как на выдумку "оригинального хода", после которого все пойдет само собой. Пример организации общины показывает, что нельзя отыскать какой-то спасительный принцип социальной организации, который бы на веки вечные обеспечил благополучие. Необходимо постоянно отслеживать ситуацию и управлять ею, чтобы добро не обратилось во зло, уметь организовать работу так, чтобы женщины отражали интересы раненых. Беспочвенны надежды на изначальный гуманизм женщины: мы все видим, как некоторые сегодняшние женщины-политики превзошли в бессердечии мужчин, догматически защищая святость бюджета или права нации на самоопределение. Так как во главе реформы стоял честный, искренний, правдивый ученый и мыслитель, община милосердия покрыла себя неувядающей славой. "Самые простые и необразованные сестры выделяли себя более всех своим самоотвержением и долготерпением в исполнении своих обязанностей", - сказал позже Пирогов. Привести женщин разных сословий, характеров, темпераментов - к бессмертию в истории России - это и есть подвиг реформатора. |
вверх |
(c) 1997-2001 Центр ОТСМ-ТРИЗ технологий (с) 1997-2001 OTSM-TRIZ Technologies Center http://www.trizminsk.org 14 Jan 2001 |